Баба Люда была не в духе, по дороге в магазин её мучило недоброе чувство. Признаться в нём, она не могла, так как считала себя женщиной хорошей во всех отношениях, справедливой, деятельной и готовой помочь ближнему. Нынешнее ощущение её смущало, даже немного злило. Чуяла, что предстоят разборки.

Так и есть, баба Люба уже сидела на лавочке у магазина и ждала открытия.

«Опять первая пришла, делать ей нечего», – проворчала баба Люда, она считала соседку лентяйкой и неумехой: мужа не уберегла, детей порастеряла, внуков почти не видит. Для чего живёт – непонятно, ни забот, ни хлопот.

Баба Люда подошла к крыльцу магазина, поздоровалась и начала воспитательную работу:

– Вчера Федька, пьяный, орал на всю деревню у тебя под носом, а ты даже не выглянула. Пришлось мне идти его успокаивать, а то так бы и бузил всю ночь.

– Спала я, не слышала, – попыталась оправдаться Люба.

– Как можно такое не услышать? – недовольно сказала баба Люда и села на лавочку. – Смотрю я на тебя и не понимаю. Живёшь, будто тебя ничего не касается, ни во что не вмешиваешься, никому не помогаешь.

– А зачем вмешиваться? Все люди взрослые, а у деток родители есть. Помогать – силёнок у меня нет, советовать – не по мне, не знаю я ничего да и не умею.

– Всё ты умеешь, просто эгоистка, – сердито проворчала баба Люда. – Даже дочь свою не уберегла. Говорят, она в городе официанткой работает, чуть ли не в ночном клубе, стыд.

– Немаленькая, сама за себя отвечает, – грустно сказала баба Люба, и по голосу было понятно, что сердце за поведение дочери побаливает.

– Не скажи! Ты, как мать, за всё в ответе. Да и сынок твой, говорят, тоже неблагополучный. Видели его на центральном рынке, рыбой торгует, вот тебе и моряк! А ведь говорила, что капитаном будет.

Баба Люба растерянно пожала плечами и промолчала. Конец их разговора слышал дед Егор. Он подошёл к женщинам и громко поздоровался:

– Привет, подруги! – подмигнул бабе Люде и спросил: – Опять Любаню шерстишь?

– А ты снова заступаться будешь?

– Буду, – пообещал дед и сел рядом.

– Нет, ты мне скажи, – не унималась баба Люда. – Почему Любку больше меня любят?

– Имя у неё такое – Любовь, – усмехнулся Егор.

– Нет, я серьёзно. Не понимаю, даже обидно. Вот я целыми днями тружусь, переживаю за всех, помогаю, как могу. По начальству хожу, добиваюсь… А она сидит сиднем, зато для всех хорошая, а я плохая.

– Ты хоть и помогаешь, а нет в тебе любви, – глубокомысленно сказал дед.

– Как это нет? – возмутилась баба Люда. – Я же всё для людей делаю. Дорогу по моему настоянию отремонтировали, подстанцию починили. Забыл, как свет зимой постоянно вырубался? Добилась: обещали газ в деревню провести. Мирю всех, воспитываю…

– Так-то оно так, – согласился Егор, – но ты, бывает, и поругаешься, и поскандалишь. Побаиваются тебя… Горькая ты, Людка, на вкус. А Люба другая, с ней и поговоришь, и помолчишь, всё приятно. Она людей любит, жалеет, утешает.

Баба Люда изумлённо посмотрела на Егора.

– Я горькая? Да я для вас как лекарство!

– Вот-вот, – согласился дед. – Лекарство и есть. А разве лекарство любят? Терпят – да, принимают – да, но не любят.

Баба Люда ошарашенно переводила взгляд с деда Егора на бабу Любу и молчала, не находя слов. Её глаза увлажнились, а нос зашмыгал. Наконец она выдавила:

– Обидно. Столько всего сделала для людей, и никакой благодарности!

– Ничего, в раю награду получишь, если попадёшь, – хитро улыбнулся дед Егор и подмигнул.

– Ах ты, старый пень! – баба Люда замахнулась на него пустой сумкой, но не ударила, а лишь заплакала от обиды. – Заладили: любовь, любовь… Нету её у меня, была да вся вышла.

– Как это нет? – возразил дед. – Пошебурши внутри, любовь и найдётся. Всё в нас есть: и плохое, и хорошее.

– Никто меня не любит, – не слушая его причитала расстроенная женщина.

Молчавшая до этого баба Люба обняла подругу и принялась успокаивать:

– Не плачь, Люда! Я тебя люблю, больше всех на свете. Сколько себя помню, всегда тобой восхищалась. Ты для меня как крейсер, как скала… как неопалимая купина, горишь и не сгораешь. А люди тебя любят, просто не показывают.

– Почему? – живо заинтересовалась баба Люда и вытерла слёзы платком.

– Чтобы ты не загордилась. Представь, при твоих-то заслугах тебя ещё и благодарить начнут, совсем загордишься, вознесешься, пропадёшь.

– И правда, пропаду. Значит, ты меня всё-таки любишь?

– Я же говорю: больше всех, – подтвердила баба Люба и тепло улыбнулась.

– Ух ты, моя дорогая! – баба Люда сгребла подругу в охапку и крепко обняла.

– А меня? – пододвигаясь попросил дед.

– Обойдёшься! – сурово ответила баба Люда. – Возгордишься ещё! Начнёшь по деревне трепать… Вон с Любкой обнимайся, на то она и Любовь.

Автор: Ольга Фокина-Александровская

Изображение создано автором с использованием нейросети Кандинский