Специализированное учреждение с интенсивным наблюдением, в народе именуемое просто психушка, как и весь мир, готовилось к встрече Нового Года. Планировался большой концерт с участием медперсонала и пациентов.

Палата под номером шесть также не осталась в стороне от всеобщей суеты. После завтрака и процедур её сидельцы устроили совет по поводу подготовки новогоднего выступления. Народ в палате подобрался в основном военный и идейный. Ильич, в свойственной ему эксцентричной манере, открыл заседание куплетом из песни «Отречёмся от старого мира».

Он закончил петь, окинул взглядом присутствующих и спросил:

— Итак, товарищи! Какие будут предложения? Кто первый?

Начал Боня. Он поправил на голове двурогую шапку, подаренную ему главврачом на прошлый день рождения, и нерешительно сказал:

— Можно спеть Марсельезу на три голоса.

— Что же, — одобрительно закивал Ильич, — предложение неплохое, но поищем лучше. А вы, Ади, что скажете? — прищурившись, спросил он нервного глазастого толстячка, с чёрными усами щеточкой.

Тот оглядел присутствующих и с важным видом произнёс:

— Я прочитаю свои лучшие стихи…

— Ну уж нет, — замахал руками Ильич, — знаю я ваши стихи! Таинственные силы, магические формулы, связки мечей. Чушь всё это, батенька! Никто и слушать не станет.

Он окинул Адольфа презрительным взглядом и заявил:

— Да и вообще, сольная партия вам не светит. Вы у народа не в почёте, тухлыми яйцами закидают. И не видать нашей палате победы!

Немец обиделся и сел на койку, нервно поглядывая на табуретку и вынашивая план мести.

— А я тоже стихи пишу, — сказал Боня, забрался на койку и громко, выразительно продекламировал:

«Жозефиночка — девчонка, из палаты номер три.
Выйди, выйди — незнакомка,- на меня ты посмотри.
Я тебе принес конфеты и купил тебе лосьон.
Жду тебя — уж ночь, ну где ты? Я же твой Наполеон!»

— Неплохо, батенька, неплохо, — оживился вождь мирового пролетариата. — Любовная лирика — это актуально. Только вот не очень зрелищно. Может быть, что-нибудь станцуем? А вы, товарищ Коба, что думаете на счёт Лезгинки? — Обратился он к четвертому члену совета.

Тот не слушал председателя, задумчиво сидел на стульчике и тихонько напевал про себя «Сулико». Ильич настаивал:

— Я понимаю, вы у нас новенький, но это не повод отлынивать от архиважной задачи, которая стоит сегодня на повестке дня. Вот какие у вас таланты? — спросил он и воззрился на чернявого.

— Шашлык могу готовить или кебаб, — поднял на него глаза Коба.

— Шашлык — это хорошо, но где же вы мясо возьмёте? — попробовал пошутить Ильич.

— Из вас могу, — задумчивого сказал грузин и оглянулся на Адольфа, — или вон из этого, по нему точно никто плакать не будет.

— Фу, батенька, — сказал Ильич. — Ну и шутки у вас! А таким тихим кажетесь!

Он поскрёб бородку и недовольно возмутился:

— Опять придётся всё решать самому! Ну что же, была, не была! Товарищи, а не замахнуться ли нам на самого Шекспира? Я буду играть короля Лира, а вы будете три мои дочери.

— Нет, женщину играть не буду, — подал голос Коба. — У меня на родине этого не поймут! Да и усы я сбривать не собираюсь!

— Ох, уж эти кавказские предрассудки! — всплеснув руками, сказал Ильич, не замечая, как Ади прицелился ему в голову табуреткой, желая привести в исполнение задуманное. — Хорошо, у меня есть другое предложение…

В этот момент в палату вошёл врач, товарищ Мухин, главный мозгоправ заведения. Он любил своих подопечных и испытывал на них самые современные методы лечения.

Оценив диспозицию и царившее в палате возбуждение, он решил, что надо скорректировать дозу препаратов, а вслух сказал:

— Уважаемые вожди! Вы что тут разгалделись? К празднику готовитесь? Это хорошо!

Посмотрев на Адольфа, он погрозил ему пальцем и добавил:

— Только имейте в виду, для победы в конкурсе нужно, чтобы участвовала палата целиком. Кстати, ваши соседки, из третьей, приготовили очень интересный номер, зажигательный. Непросто будет с ними сражаться.

На этом главврач покинул заседание, напоследок ещё раз погрозив Адольфу пальцем.

Председатель решил продолжать:

— Что же. Раз не хотите Шекспира, есть другое предложение. У нас заканчивается год свиньи. Инсценируем сказку «Три поросёнка». Я буду волком.

— Волком буду я, — сурово перебил его Коба и плотоядно улыбнулся. От этой улыбки Ильичу стало не по себе. Спорить не хотелось.

— Хорошо, — пошёл он на компромисс, — тогда я буду Наф-Нафом. Моё учение самое крепкое. Боня будет Нуф-Нуфом, а Ади Ниф-Нифом. В чём разница, никто не знал, поэтому возражать не стали.

— А ещё есть негласная информация, — заговорщицким тоном продолжил Ильич. — Той палате, которая победит в конкурсе, кроме торта будет ещё особый приз. В неё поселят Деда Мороза. Вчера поступил, говорят, все желания исполняет.

— Неужели все? — обрадовался Ади. — Тогда я пошёл писать список, назову его «Майн Вунш», — и начал торопливо искать в тумбочке бумагу и карандаш.

— А у меня только одно желание, — мечтательно произнёс Боня, — чтобы Жозефину в нашу палату перевели. Хочу её ночью не только во сне, но и живьём видеть. Вчера был у меня сон. Летит она над нашим учреждением, в красном платье, я ей снизу машу, а она мне сверху кричит: «Бонапарт, я люблю тебя!»

«Ну и придурки! — глядя на товарищей по палате, думал Коба. — Давайте, загадывайте свои последние желания! Недолго вам осталось, поросятки мои. Жалко тесака нет. Придётся подручные средства использовать. Одно плохо, в другую палату переведут, в одиночку. Здесь вид из окна хороший. Но ничего не поделаешь, Год Свиньи на исходе. Поросят на шашлык! Приходит время Мышиного короля. Буря! Скоро грянет буря!»

Тем временем сидельцы, не подозревая о злобных планах Кобы, начали разучивать песню:

«Нам не страшен серый волк,
Серый волк, серый волк!
Где ты ходишь, глупый волк,
Старый волк, страшный волк?»

***

Во время концерта никто из артистов не пострадал. Накануне Кобу с приступом увезли в неизвестном направлении. Песня трёх поросят особого эффекта на зрителей не произвела, сказалось отсутствие волка.

Победила палата номер три с Тюремным танго «Он сам нарвался!» из мюзикла Чикаго. Жозефина самозабвенно исполняла свою партию, бойко крутя бёдрами и направляя картонный пистолет в сторону Бони. Чувствовалось, что их любовь взаимная. Её подружки по палате неистово подпевали:

«Он сам нарвался, он сам нарвался.
И в этом нашей нет вины.
Да будь вы сами на нашем месте,
Вы поступили бы, так как мы!»

После того, как счастливицам вручили торт, прошёл слух, что на выбор победителя повлиял гендерный фактор. Дед Мороз оказался женщиной. Не селить же её к мужчинам!

Адольф с горя жевал свой список желаний. Ильич горячился от несправедливости судейства, рвал на себе остатки волос и думал: «Похоже, я выбрал невезучий образ. В новом году буду Петром Первым».

Автор: Ольга Фокина-Александровская

Художник: Борис Иванов